В поисках справедливости в России мать журналиста обращается к Европе

Элизабет Уитчел

Когда Римма Васильевна Максимова в последний раз говорила по телефону со своим сыном, журналистом-расследователем Максимом Максимовым 26 июня 2004 года, они обсуждали обычные семейные дела: его приближающийся день рождения и её намечающийся визит в Санкт-Петербург в следующем месяце. В течение следующих двух дней мать с сыном пытались созвониться, но застать друг друга им не удалось. В последний раз Римма Васильевна позвонила сыну 3 июля, оставив сообщение с пожеланием счастливого 41-го дня рождения. К тому времени Максим уже пропал. С тех пор, Римма Васильевна провела не только свою намечавшуюся поездку в Санкт-Петербург, но и следующие восемь лет в попытках выяснить, что же случилось с её сыном, которого в последний раз видели 29 июня 2004 года в центре Петербурга. Его так и не нашли.

В свои 73 года Римма Максимова борется не только с диагностированным у нее раком костного мозга, но и с российской политической и судебной машиной. После безуспешных попыток поиска справедливости у российской полиции, прокуроров и президентской администрации г-жа Максимова обратилась в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в Страсбурге, Франция, куда в 2011 году подала иск против российских властей, обвинив их в том, что они не обеспечили её сыну право на жизнь, личную свободу, и свободу слова. «За эти годы я прошла сквозь все мыслимые круги ада – боль, беспомощность, невыносимые страдания», говорит Максимова в своих письменных показаниях, представленных в Страсбургский суд. «В сложившейся ситуации мои страдания с самого начала усугублялись отношением следственных органов».

Данное дело может повлечь за собой последствия не только для семьи Максимова, но и повлиять на судьбу журналистов по всей Европе и Центральной Азии. Если оно будет принято к слушанию, то станет одним из первых процессов в Страсбурге, связанных с убийством журналиста в России. Наиболее важным моментом является то, что адвокаты Максимовой намерены также утверждать, что убийство ее сына является частью тенденции к безнаказанности преступлений против журналистов в этой стране.

«Есть данные о том, что мы имеем дело с системной проблемой, поскольку количество и характер нападений на журналистов уже несколько лет вызывает огромное беспокойство, огромную тревогу, а меры против подобных нападений не принимаются. Рассмотрение этого иска Страсбургским судом является одним из способов поднять данный вопрос и попытаться добиться его решения», подчеркивает Филип Лич, адвокат и директор проектов расположенного в Лондоне Европейского центра защиты прав человека (ЕЦЗПЧ), который представляет интересы Максимовой и специализируется на подаче исков в Страсбург.

Максим Максимов начал работать журналистом в 1986 году в молодежной газете «Смена». После этого он несколько лет являлся сотрудником агентства журналистских расследований «АЖУР», где у него создалась положительная репутация за репортажи о коррупции в правоохранительных органах и заказных убийствах местных политиков. В июле 2003 года он стал независимым журналистом, писавшим регулярную колонку для газеты «Город». Незадолго до своего исчезновения, как сообщают его коллеги, Максимов занимался расследованием коррупции в 6-ом отделе оперативно-розыскного бюро ГУ МВД по СЗФО.

После своего последнего телефонного разговора с сыном проживающая в немецком городе Потсдаме Римма Максимова отправилась в Москву в начале июля 2004 года, а затем – в Санкт-Петербург. Отсутствие контактов с сыном вызывало у нее растущую тревогу. Девятого июля она с двумя коллегами Максимова подала заявление о пропаже сына в отделение полиции. В течение следующих двух недель Максимова активно контактировала с полицией и следователем из Центральной районной прокуратуры, часами дожидаясь у него в приемной с целью выяснить, какие шаги принимаются по ее заявлению.

Она не получила практически никакой информации. Не раз выдвигалась гипотеза о том, что Максимов куда-то уехал с женщиной; сообщалось о том, что его где-то видели. Когда она поинтересовалась у следователя Центральной районной прокуратуры о том, допрошены ли лица, которые последними видели ее сына, то получила отрицательный ответ. Это был один из многочисленных возможных следов, по всей видимости, упущенных полицией.

В конце июля Максимова вернулась в Германию, но в декабре вновь приехала в Петербург, получив печальное известие о том, что прокуратура прекратила расследование по данному делу. В апреле 2005 года это решение было отменено, поскольку следствие было сочтено незавершенным. В новом постановлении говорилось о нереализованных шагах следствия, включая анализ отпечатков пальцев, обнаруженных в автомобиле Максимова в конце июля 2004 года, о необходимости провести беседы с коллегами Максимова, а также об изучении его компьютера. При этом ничего не говорилось о причинах, по которым данные шаги не были предприняты ранее.

В 2009 году Комитет по защите журналистов провел собственное расследование неполноценного официального следствия по делу об исчезновении Максимова. Результаты расследования были включены в более широкий доклад о нераскрытых убийствах журналистов в России «Анатомия безнаказанности». Сергей Балуев, в то время главный редактор «Города», сообщил КЗЖ, что имущество, автомобиль и сбережения Максимова были обнаружены в полной сохранности через несколько недель после его исчезновения, однако следователи провели лишь поверхностный анализ заметок журналиста и его бесед с коллегами.

В конце концов данные поступили от коллег Максимова из «АЖУРа». Евгений Вышенков, заместитель главного редактора агентства, сообщил КЗЖ, что он и его сотрудники беседовали с двумя лицами, заявившими о своей причастности к исчезновению Максимова. Один из них показал, что был нанят с целью заманить журналиста в местную сауну под предлогом деловой встречи – там его уже ожидали два сотрудника МВД и двое других лиц. После того, как ему приказали покинуть помещение, сообщил этот человек Вышенкову, он услышал, как присутствовавшие напали на Максимова.

Вышенков также рассказал КЗЖ о своей встрече с одним из нападавших, бывшим заключенным, по словам которого упоминавшиеся лица задушили Максимова, положили его тело в багажник автомобиля, и на двух машинах отправились в лес под Петербургом. Вышенков сообщил, что по полученным им сведениям, два сотрудника МВД уехали оттуда с телом на своей машине и вернулись через полчаса.

«АЖУР» представил полученную информацию в прокуратуру. По словам Вышенкова, ему удалось уговорить лицо, заманившее Максимова, а также нападавшего дать показания следствию. Николай Сиротинин, адвокат семьи Максимовых и сам бывший следователь, подчеркнул, что информация «АЖУРа» была достаточно убедительной для того, чтобы начать официальное расследование, однако прокуратура не проявила интереса к ее использованию. Он также сообщил КЗЖ, что работники прокуратуры отказались сообщить ему о проверенных версиях преступления.

А.В. Зайцев, руководящий работник регионального управления следственного комитета, письменно сообщил КЗЖ в 2009 году, что его сотрудники действительно проверили причастность офицеров МВД к этому преступлению. При этом он не упомянул ни о действиях, ни о выводах следователей. Два офицера полиции, фигурировавшие в информации «АЖУРа», были впоследствии привлечены к ответственности за подделку документов, дачу ложных показаний и злоупотреблении служебным положением по другому делу (позднее они были оправданы), однако никаких обвинений по делу Максимова им не предъявлялось.

30 ноября 2006 года Дзержинский районный суд Санкт-Петербурга объявил Максимова умершим по ходатайству членов его семьи, стремившихся залечить душевные раны, а также получить бόльшие юридические права и привлечь к делу внимание официальных органов. По настоянию родных журналиста, весной 2007 года наконец-таки был организован скоординированный поиск тела Максимова. По словам Сиротинина, он лично съездил в Москву с целью убедить бывших сослуживцев по Генеральной прокуратуре выделить для помощи в этой работе группу судебно-медицинских экспертов. Поиск оказался безрезультатным.

В общей сложности в период с 2004 по 2011 год следствие прекращалось и возобновлялось три раза, причем Максимовой не предоставлялось никакой существенной информации о проводимых действиях и их обосновании. Ее телефонные звонки в основном игнорировались. С 2005 по 2009 год Максимова за свой собственный счет более двенадцати раз приезжала в Санкт-Петербург из Потсдама. «Скудная информация, которую мне удалось получить, была мне предоставлена только благодаря тому, что я постоянно задавала вопросы», говорит она в своем заявлении.

В течение этого времени Максимова писала письма руководителям российской уголовно-правовой системы на всех уровнях, включая министра внутренних дел и Общественную палату, требуя тщательного расследования, назначения новых кураторов по данному делу, или возобновления следствия после его приостановления. Дважды она обращалась с просьбами к Владимиру Путину, причем один раз – с открытым письмом, под названием «Услышит ли президент голос матери?», опубликованным в «Московской правде» На все свои обращения она получала формальные отписки или вообще никакого ответа.

И физическое, и душевное здоровье Максимовой оказались подорванными. Недавно она описала КЗЖ свой последний визит в Санкт-Петербург и встречу в декабре 2011 года с генеральным прокурором по Северо-Западному федеральному округу. «Он перевернул весь наш разговор с ног на голову, словно я требовала преследовать невинного человека, а они выступают защитниками закона и порядка», говорит она. «После этой встречи у меня наступил нервный срыв, я заболела воспалением легких и в аэропорт меня отправили в инвалидном кресле». В последнем телефонном разговоре со следователем в августе 2012 года, по словам Максимовой, «он открыто заявил, что следствие не будет возобновлено, что все следственные действия выполнены и сделать больше ничего нельзя».

Сиротинин, адвокат Риммы Максимовой, сообщил КЗЖ, что на его собственные запросы о получении доступа к материалам следствия власти ответили отказом. Российский Уголовно-процессуальный кодекс предоставляет следователям право раскрывать подробности ведущегося следствия членам семьи жертвы и его юридическим представителям по своему собственному усмотрению; члены семьи получают доступ к материалам следствия лишь после официального завершения дела. Хотя следствие по делу Максимова приостановлено, оно официально не завершено, что лишает членов его семьи и их адвоката доступа к материалам дела.

Подобные вялые расследования нападений на журналистов широко распространены в России. Согласно данным КЗЖ, в более чем 90 процентов дел об убийствах журналистов или насилии над ними в связи с их работой в России следствие заканчивалось безрезультатно. Среди жертв есть лица, пользующиеся международной известностью, например, редактор журнала «Forbes-Russia» Пол Хлебников, однако многие из них, подобно Максимову, занимались освещением местной коррупции, преступности и нарушений прав человека. В составленном КЗЖ «Индексе безнаказанности», в котором рассчитано количество нераскрытых убийств журналистов на душу населения различных стран мира, Россия находится на девятом месте.

Несмотря на обещания российского руководства заняться решением проблемы безнаказанности, существенного прогресса в данной области не наблюдается. В 2006 году после убийства журналиста-расследователя Анны Политковской власти приняли многообещающие меры, арестовав ряд подозреваемых и предъявив им обвинения, после чего дело вновь заглохло.

Власти сделали кое-какие обнадеживающие шаги в расследовании убийства в 2006 году журналиста-расследователя Анны Политковской: несколько соучастников преступления были взяты под арест, а один из них был приговорён к тюремному сроку. Однако, каких-либо сдвигов преследовании заказчиков убийства не наблюдалось. «В данном случае следователи по крайне мере что-то сделали, – говорит Галина Арапова, директор российского Центра защиты прав СМИ, который оказывает журналистам юридическую помощь и подавал несколько дел, связанных с клеветой, на рассмотрение ЕСПЧ. – Не имея политической воли для реального завершения дела, они подкармливают общество небольшими подачками. В случаях убийств других журналистов либо вообще ничего не происходит, либо принимаются незначительные шаги, после чего дело закрывается под предлогом отсутствия улик или подозреваемых для возбуждения уголовного дела».

По словам Араповой, причина состоит не в недостатке возможностей, поскольку расследования убийств в России, как правило, проводятся весьма эффективно. Председатель Следственного комитета РФ Александр Бастрыкин как-то с гордостью заявил, что преступников ловят в четырех случаях из пяти. «Интересно однако, что на преступления против журналистов это не распространяется, – подчеркивает Арапова. – Убийства журналистов безрезультатно расследуются по десять лет. Попытки родственников жертв бороться с российской правоохранительной системой в конце концов приводят лишь к утрате веры в справедливый исход».

Это почти произошло с Максимовой, которая в 2010 году на встрече с Ниной Огняновой, координатором европейской и центральноазиатской программы КЗЖ, говорила о том, что отчаялась отыскать новые пути к достижению правосудия. В качестве одного из вариантов обсуждалась возможность обращения в ЕСПЧ. Этот суд, работающий при Совете Европы, рассматривает жалобы на нарушения положений Европейской конвенции по правам человека в подписавших ее странах, если истцы могут доказать, что исчерпали все правовые возможности на родине. КЗЖ обратился за помощью в Европейский центр защиты прав человека. Ныне адвокаты этой организации Лич, Джоанна Эванс и Билл Боуринг, наряду с Марком Стефенсом, адвокатом, сотрудничающим с КЗЖ, представляют интересы Максимовой.

В деле «Максимова против России» утверждается, в частности, что власти не сумели провести эффективного расследования гибели Максимова, тем самым нарушив статью 2 Европейской конвенции, которая гарантирует право на жизнь и предусматривает обязанность расследовать случаи смерти при подозрительных обстоятельствах. Государство также непосредственно обвиняется в гибели Максимова, а его исчезновение причисляется к случаям незаконного задержания, поскольку улики свидетельствуют о том, что он был похищен и убит работниками полиции, что представляет собой еще одно нарушение статьи 2, а также нарушение статьи 5, гарантирующей право на личную свободу и безопасность. Российские следователи обвиняются также в нарушении статьи 3, где говорится о пытках, поскольку унизили достоинство Максимовой и нарушали ее права.

В исковом заявлении, занимающем 52 страницы, говорится также о том, что поскольку данное дело связано с убийством по причине журналистской деятельности, направленной на разоблачение официальной коррупции, оно представляет собой пример «систематического невыполнения российским государством своих обязанностей по защите жизни и благополучия журналистов в пределах своей юрисдикции и/или по обеспечению эффективного расследования и судебного преследования ответственных за притеснения, нанесение ущерба и убийства журналистов на территории России (особенно в случаях, когда журналисты занимались подготовкой материалов на болезненные темы)». С учетом этих аргументов, утверждает истец, Россия виновна в отдельном нарушении статьи 2, а также статьи 10, гарантирующей свободу слова.

Иск, обвиняющий Россию в нарушении статьи 2 в деле Анны Политковской, был подан в Страсбургский суд в 2007 году, и пока не принят к слушанию. По словам Лича, однако, дело «Максимова против России» является первой попыткой добиться решения суда, в котором выявлялось бы типичное поведение государства, когда власти отказываются от проведения эффективного расследования убийств журналистов, и которое утверждает, что подобное поведение наносит огромный ущерб свободе слова. В деле об убийстве турецкого журналиста Гранта Динка в 2007 году суд постановил, что турецкое государство нарушило право на свободу слова, поскольку не сумело защитить Динка и осудить всех его убийц, однако не рассматривало этот вопрос в более широком контексте. «Решение суда о том, что нападения на журналистов или отсутствие эффективных действий со стороны государства в связи с этими нападениями носят системный характер, обладало бы чрезвычайной важностью», подчеркивает Лич.

По словам Араповой, Страсбургский суд сочувственно относится к делам, связанным со свободой слова/выражения мнения, однако выносит положительные решения главным образом в случаях обвинения журналистов в клевете. «Мы надеемся, что дела из России, связанные с отсутствием расследования убийств журналистов, будут слушаться в свете не только статьи 2, но и статьи 10, – подчеркивает она. – Мы стремимся привлечь внимание к нарушениям иных прав, связанным с убийством, особенно если убийство связано с профессиональной журналистской работой».

Перспективы превращения дела Максимова в важный прецедент, правда, представляются весьма отдаленными. В силу преклонного возраста и онкологического заболевания Максимовой группа ее представителей просила ускорить рассмотрение дела, однако с момента получения заявления судом прошло уже больше года. На конец 2012 года оставалось неизвестным, удовлетворяют ли параметры дела критериям Страсбурга и примет ли его суд к слушанию. «До этого может пройти несколько недель, а может быть, и месяцев», – говорит Лич.

Жалобы на длительные задержки и очереди нередко звучат в адрес Страсбургского суда, в котором в марте 2012 года находилось 150 тысяч нерассмотренных дел. Примерно четверть этих жалоб приходится на Россию. В прошлом году Великобритания возглавила инициативу по реформированию суда, призвав к сокращению сроков подачи исковых заявлений и ограничению права на обращение в суд, что вызвало тревогу правозащитных организаций, опасающихся, что подобный шаг не столько повысит эффективность суда, сколько ограничит его полномочия.

Решения Страсбургского суда носят обязывающий характер, однако страны-участники Европейской конвенции по правам человека нередко выполняют их лишь частично. По словам Лича, Россия, например, обычно следует рекомендациям по финансовой компенсации пострадавшим, однако проявляет меньшую готовность в случае политически болезненных рекомендаций типа законодательных реформ. Тем не менее, Кристоф Хейнс, специальный докладчик ООН по вопросу о внесудебных казнях, казнях без надлежащего судебного разбирательства или произвольных казнях, считает, что ЕСПЧ может во многом служить образцом для других регионов. «Европейская система характеризуется весьма высокой степенью исполнения судебных решений, а отправление правосудия в Европе – сложными механизмами подотчетности», – подчеркнул он в интервью КЗЖ.

Прошлые решения Страсбургского суда по делам об убийствах журналистов были вынесены в пользу истцов, однако имели разные последствия. Так, в 2012 году адвокаты семьи Динка обратились в Комитет министров Совета Европы с осуждением Турции за невыполнение решения Страсбурга, призывавшее наказать всех убийц журналиста. В другом случае Украина не выполнила решения суда, вынесенного в 2005 году, которым она обязывалась компенсировать ущерб за непредотвращение гибели журналиста Григория Гонгадзе и неэффективность следствия по делу об этом убийстве. Правда, по словам вдовы журналиста Мирославы Гонгадзе, давление Страсбурга на Украину способствовало продолжению рассмотрения дела в судах страны. Она заявила также, что в 2012 году намерена подать новый судебный иск в ЕСПЧ, в котором будет оспариваться отказ Украины в привлечении бывшего президента Леонида Кучмы к уголовной ответственности за его предполагаемую причастность к убийству.

Учитывая слабое состояние здоровья Риммы Максимовой, она может не дожить до того, чтобы узнать судьбу своего сына или убедиться в том, что инициированный ею судебный иск повлиял на отношение российских властей к угрозам в адрес журналистов или нападениям на них. Она назначила двоюродного брата Максимова, Сергея Капустина, вторым истцом, чтобы он мог продолжать тяжбу в ее отсутствие. Независимо от исхода данного дела, Максимова открыла новую страницу в борьбе с безнаказанностью преступлений. Журналисты России и других стран многим ей обязаны.

Элизабет Уитчел, консультант КЗЖ, проживает в Лондоне. В течение многих лет она работала в КЗЖ координатором программы помощи журналистам. Она также инициировала Глобальную компанию КЗЖ по борьбе с безнаказанностью.